Мой критерий правильности прост: когда внутри все пищит и подпрыгивает от радости. Не обязательно всегда (я даже не знаю, бывает ли так, чтобы всегда), но время от времени – обязательно.
Так ощущается на кончиках пальцев зуд букв, готовых сорваться, отлиться в слова, стать текстом, в котором «каждое слово хочется взять, повертеть в руках, поцеловать и вернуть на место» (Ксения Егошина).
Так ощущается еще не любовь, но уже симпатия, уже интерес, уже не случайность, а данность – волнительная, непредсказуемая, будоражащая. И сердце бьется честнее, отчаянней и сильней, запускается маленький внутренний метроном, и ты знаешь – осталось совсем немного
до полной
иллюминации
в голове.
(Перефразируя писательницу Энн Ламотт, когда можно любить – надо любить, а не бояться, что выйдет плохо.)
Стихи, картины, фотографии, тексты, лучшие разговоры – все рождается из состояния «когда прет», когда молчать невозможно или, наоборот, – нельзя не заткнуться и не начать слушать. Когда становишься даже не лампочкой – а звездным небом, и если не достать камеру и не снять, если не записать, не взяться за кисть, не выйти на ринг, не встретиться, не побежать, не решиться сделать – то здесь и сейчас ты немножко просрешь себя. Пусть самую малость, но увы – уже безвозвратно.
Мурашечки.
Когда тебя прет, по телу бегут мурашечки.
Не те, которые еле ноги волокут, жирные от своей осторожности, правильные до зубовного скрежета, за которых никогда не бывает стыдно (и гордо тоже), а такие, с ветерком, матерком, не в бровь, а в глаз, способные не только пробежать по спине, но еще и цапнуть.
(Как же я люблю работать с такими людьми, как же я люблю отдавать себя на такие идеи! Потому что это похоже на хороший секс и всегда дает тебе больше, чем забирает.)
Никакими деньгами не утолить голод по смыслу – и поэтому знаменитый вопрос из лекции дизайнера Димы Салливана: «Не ху…ню ли я делаю?» лучше задавать себе каждый день, мысленно проверяя им так же и то, что творят другие.
Потому что где смысл, там радость, там внутренний свет, там сложнее выгореть, сдаться на полпути.
Там, в конце концов, то, что всегда остается в тебе, за тебя и с тобой – твое лучшее Я.
И, конечно, мурашечки.
